Дао тела

Движение является величайшим законом жизни. Движется все. Движутся небеса, вращается земля, приливы и отливы омывают берега во всем мире. Облака медленно проплывают по небу, ведомые ветром, который побуждает деревья к танцу ветвей. Вода, питаемая горными источниками, бежит вниз по склонам, стремясь слиться с потоком реки. Огонь, родившийся в хворосте, живо распространяется по земле, и сама земля, такая медленная, всегда присутствующая, ворчит, вздыхает и меняется во сне столетий.

Тоже самое происходит и с живыми существами. Птицы, рыбы и насекомые, змеи и улитки существуют в движении, существуют благодаря его силе и проявляют свою сущность посредством движения. Говоря словами старинной песни: «Рыба должна плавать, птица должна летать».

Что же человек? Кем бы он ни был, где бы он ни был, он также живет в движении. Его тело является миром движения само по себе. Дыхание и кровообращение, пищеварение и продолжение рода – все это неосознанные двигательные процессы, уникальная двигательная модель его жизни. В пределах этой модели он лежит, сидит, стоит и, стоя, ходит и бежит. Он спит, ест, занимается любовью, дерётся, плачет и смеется. Более того, в нашей цивилизации ХХ века, он говорит. Слова стали для него первичным средством коммуникации и выражения – слова, произносимые им, слова, услышанные им, слова, напечатанные в книгах, слова, с помощью которых он мыслит. И постепенно, постепенно, практически неосознанно, слова и разговор – единственные способы движения, соотносящиеся с определенным способом понимания, - заменили собой другой, отличный, путь восприятия себя и других.

 

 

В физическом движении обращают на себя внимание две вещи. Первая состоит в том, что движение невербально сообщает что-то, говорит о чем-то. Наши впечатления о людях складываются из их поз и жестов так же, как из слов и одежды. Скажем, взволнованность часто выказывает себя мелкой дрожью рук, ног и лица; напряжение проявляется в приподнятых плечах, а также в голосе; депрессия – в опущенных, как бы ниспадающих линиях всего тела; страх - в ограниченных и тщательно контролируемых движениях, и так можно продолжать далее, до бесконечности. Все они [движения] позволяют нам общаться с другими и другим общаться с ними, независимо от того, знаем ли мы об этом, можем ли описать их словами или нет. Часто другие люди более осведомлены о нашем состоянии, чем мы сами. Что и подводит меня ко второй вещи. Тело не лжет, я бы даже сказала, не может лгать. Человеческое существование, такое, каким оно есть на данный момент, не может быть скрыто словами, одеждой, и меньше всего – нашими пожеланиями. Неважно, что человек делает или говорит, у него собственный способ осуществления или разговора, и это путь к раскрытию его истинной сущности. Физическое состояние, в некотором роде, является и психологическим также. Нам не известно, каким образом психика является телом и тело является психикой, однако нам известно, что одно не существует без другого. И я бы пошла дальше, предположив, что точно так же как тело меняется в порядке работы над духом, так и дух меняется во время работы с телом. Мы поступим верно, если будем помнить о том, что эти два бытия не раздельны, а едины.

Сложно определить, с чего начинать. Все, что я хочу сделать, это описать и, чуть позже, показать вам некоторые подходы, в которых движение может стать непосредственным, субъективным опытом, и предложить некоторые способы самопознания, возможные благодаря движению. Я пребываю в противоречии из-за необходимости говорить о том, что не поддается описанию словами, но все же попытаюсь. У меня есть точка зрения, не метод, и уж точно не теория. По большому счету, я часто ощущаю, что те глубинные и серьезные изменения, которые происходят при подобной работе с телом, случаются больше по причине того, что мне неизвестно, а вовсе не из-за того, о чем я знаю. Возможно, факт их возникновения и есть самым важным. Я хорошо помню мое посвящение в эту истину. Я только что с неохотой начала проводить индивидуальные встречи. В центре студии одиноко стояла женщина. Это была наша третья или четвертая встреча. Мы просто работали с потягиваниями, наклонами, стоянием и ходьбой. Ее движения в основном осуществлялись в верхнем ярусе над головой – лицо и глаза практически все время были подняты к потолку, руки постоянно были возведены кверху, вес тела перенесен на носочки, пальцы ног, все тянулось вверх, ничего не опускалось вниз, все шло во вне, ничего не удерживая в середине. Я посоветовала ей сжать кулаки и переместить их с боков, протянув руки прямо перед собой. Сначала, хотя позиция рук была закрытой, в мускулах было мало напряжения, и они продолжали плавно покачиваться. Во второй раз, после некоторого периода ожидания, натяжение в руках стало ощутимее. Очень медленно руки сгибались в локтях, закрываясь кверху, прямо перед ней. Когда кулаки достигли ее лица, на нем появилось выражение отчетливой скорби и усталости и, в момент практического касания рта и щек, все тело развернулось и рухнуло на пол, и она зашлась продолжительным плачем. Барьер был сломлен, плотина прорвана, ее тело открыло ей путь к чувствам.

 

 

Ядро двигательного опыта – ощущение собственного движения, когда ты движешься сам, и движимости, когда что-то движет тобой. Существует множество последствий именно такого определения. В идеале обе стороны процесса присутствуют одномоментно; и это может быть без преувеличения один момент, миг. Это момент полного восприятия, сближения того, что я делаю и что происходит со мной. Его нельзя предвидеть, объяснить, специально наработать или точно воспроизвести.

Для того, чтобы это могло произойти, необходимо телесное восприятие движения. Поразительно, сколько людей практически не знают себя физически. Наши индивидуальные способы сидения, стояния, движения, поглощения еды, курения, разговора настолько прив ычны, что кажутся естественными и потому такими, которые трудно заметить. Необыкновенное удовольствие от движения, присущее детям, потеряно. Движение стало способом завершения, обычно рационального и целенаправленного окончания, и происходит автоматически в ответ на сотни и сотни мысленных представлений о том, куда нужно идти и что нужно делать. Сначала родители, потом друзья комментировали и поправляли наш неправильный жест или отсутствие грации – «Втяни живот», «Стой прямо», «Не сутулься», - и теперь, когда мы случайно ловим себя в зеркале, иногда появляется смутное понимание того, что что-то не так, как будто неживое, но потом это ощущение вновь уходит. Ведь как ни как, это то, как мы выглядим, и сколько бы мы не пытались, ничего не измениться. Кстати, это утверждение действительно верно, поскольку «попытки» редко изменяют что-либо базовое; только становление чем-то иным изменяет бывшую сущность. Человеку даже и в голову не приходит, что он, сам того не осознав, потерял свое тело через не-переживание его истинной сущности, и что в том объеме, в котором оно не двигается и не может двигаться легко, свободно и полностью, оно мертво; ведь движение и есть жизнь тела. Эта жизнь включает жизнь ума, но вовсе не ограничивается ею.

Для обозначения чувства телесного движения существует термин – кинестетическое ощущение – и это ощущение настолько же ценно, как ценны и пять других чувств, дающие нам сведения об окружающем физическом мире. Кинестетическое чувство – это чувство, сопровождающее или информирующее нас о телесных движениях. Им обладают атлеты, танцоры, а также актеры, хотя они часто забывают работать с ним – то есть все, о ком мы можем сказать, что у них есть естественная синхронность, согласованность и координация в движении. Возможно, некоторые люди с рождения располагают более развитым кинестетическим ощущением, так же, как более или менее могут быть развиты визуальные или аудиальные способности, но все же оно присутствует у всех нас. У меня есть предположение, что это чувство связано с экстраординарной способностью слепого человека передвигаться в мире, который он не может увидеть, но способен ощутить, и оно объясняет экстраординарные адаптационные возможности некоторых людей в критических ситуациях. Примером этому служит недавний случай со старшеклассницей, парализованной с шеи до ног, которая, тем не менее, научилась писать карандашом, держа его в зубах.

Однако, если кинестетическое чувство никогда не развивалось или же использовалось изредка, оно становится неосознанным и человек оказывается в ситуации, которую я могу назвать лишь жизнью в голове, что тело исправно отражает путем приобретения целой серии искажений, зажимов и манерности, которые накапливаются за годы приспособления к излюбленным мыслеобразам выбора, необходимости, ценностей и возможностей. С этой позиции, тело с помощью мыслительного проживания пребывает в состоянии «несмотря на вместо того».

В связи с этим возникает интересная мысль. В наше время широко распространено подавление всех физических эмоций – скажем, телесных выражений удовольствия, злости, горя, любви, страха – и одновременно распространено восхищение, превозношение телесного облика и телесного функционирования. Реклама притупляющих ощущения лекарств от тревожности, запоров, простуд и головных болей; рекомендации по похудению, уходу за собой, накачиванию мышц; диеты, тренажеры, витамины, советы, как спать, как просыпаться, как не потеть – список бесконечен, все зациклено на теле, все поляризовано сексуальностью, навечно отштукатуренной на рекламных щитах, в журналах, газетах, кино - в образе женского тела, настолько выставленного на показ и неправдоподобного в своих пропорциях, насколько это вообще возможно. Нас сбивает с толку и раздражает столкновение с любым неприкрытым проявлением физически-телесной энергии в нашей индивидуальной жизни. Радость в голосе и на лице приветствуется, печаль в голосе и на лице понятна, злость в голосе и на лице простительна, но энергичное охватывание руками плечей, вид раскачивающегося взад-вперед от горя тела, внезапная вспышка топания ногами или книга, резко брошенная на стол, - все это огорчает нас. Может ли быть, что тело – это наше подсознательное, и угнетая, и что более важно, не учитывая спонтанность симпатической нервной системы, мы превозносим рациональное, упорядоченное, управляемое и отрезаем себя от всего опыта бессознательного и, следовательно, от инстинктов, которые берут реванш в виде преувеличенного, навязчивого восхищения телом и тем, как оно работает? Чем меньше тело исследовано, чем меньше субъективно переживается, тем больше оно становится внешностью; чем оно менее реально, тем больше должно быть обнажено или приукрашено; чем меньше известно о собственном теле, тем труднее сделать что-либо с самим собой.

Работа с движением – это инициация в мир тела, какое оно есть на самом деле, посвящение в то, что оно может делать легко или с трудностями, или не делать вообще. Это также (или может этим быть) и серьезное исследование того, что мы из себя представляем, – поскольку мы подобны нашим движениям. Работая с движением, люди открывают недоступные, недвижимые, неощущаемые участки тела. Женщина, о которой я уже упоминала, позже прислала мне описание своего первого опыта. Цитирую:

«Вместе мы вошли в студию. [Мой учитель] сказала, что хочет увидеть как я хожу, увидеть как я сложена и как я двигаюсь. Я ходила и, как понимаю теперь, это было похоже на то, как если бы мое тело мне не принадлежало – именно факт пребывания наедине с человеком, смотрящим на меня, позволил мне пролить немного света на мое видение себя. Соединение ног было новым опытом, и я никогда не забуду чувство единства, которое выражали мои руки, когда я свела их, вытягивая в пространство. Возможно, я не знала об этом, но мои руки воплощали в себе все то, чего не было в моем теле».

Она работала индивидуально раз в неделю, пока не почувствовала готовность посетить класс. Через короткое время после начала, она сообщила о следующем открытии:

«Я вижу образ, исходящий из земли. Это образ мужчины с руками, протянутыми к окружающему его голубому пространству. Его ноги раскачиваются в земле. Он, должно быть, является продолжением земли и ходит в голубом пространстве, которое знакомо лишь его верхней части тела. Ему необходима связь между ногами и верхней частью туловища, чтобы он смог танцевать в пространстве и любить его».

Любопытно, что это структурный элемент в движении, основа определения и порядка. Ходьба – способ передвижения в пространстве. И вполне применимо для мужской энергии вольно использовать пространство как структуру. Она продолжает:

«Я поняла, что единственный возможный для меня сейчас способ жизни – жизнь в этом пространстве. Я начала танцевать под музыку первобытных людей. Я обнаружила, что мои ноги не такие как верхняя часть тела (какое ужасное чувство!) – что я всего лишь пол-человека, но само по себе осознание того, что я всего лишь половинка, было для меня немалым достижением. Я мысленно видела свои ноги, двигающиеся также как и руки, поэтому села на пол и решила работать с ногами. Подумалось, что это может занять некоторое время, но предвидение движения в пространстве как единого целого стоило того. Мой бог, по ощущениям мои ноги были подобны на две палки, торчащие из туловища. Ранее я нашла способ, при котором руки начали говорить и рассказывать мне вещи, и по крайней мере, я могла бы сделать так, чтобы ноги делали то же самое. Я начала двигать ногами, позволяя им делать все, что они хотели, убеждаясь при этом, что только ноги задействованы в этом. Было поразительно наблюдать, как мало они могут – они были настолько беспомощны, что мне было их очень жаль. Ноги требовали такой же заботы, как и ребенок. Для этого мне понадобились руки. Теперь уже иная мысль пришла мне в голову. Я нашла руки первыми, поэтому я могла обхватить ноги и помочь им оторваться от земли. Что-то внутри меня подпрыгнуло от радости, когда я обнаружила, что я могу работать чем-то вместо того, чтобы что-то работало со мной».

И рассказ другой женщины:

«Почти всегда я ощущаю голову и плечи, поддерживаемые ногами, которые начинаются чуть ниже грудной клетки. Ощущение пустоты в середине присутствовало и во время пяти различных курсов физического развития…»

В продолжение она рассказала о своем муже как о прирожденном танцоре, я цитирую вновь:

«… ритм, поток, свет, красиво, чувственно. У меня же - все тоже самое внутри, но без связи с телом. Нас обоих бесит то, что переживаю я эти чувства так же остро как и он… он знает это, и я тоже, но эти чувства просто не могут вырваться наружу.

Я знаю почему. Потому что у меня нет тела. В середине чего-то не хватает… Раньше в плохом балансе и неуклюжести я винила свои ноги. Но я поняла, что это дисбаланс внутри, и недавно убедилась, что это то, что отсутствует в середине».

Кинестетическое чувство может быть пробуждено и развито с помощью любого из всех типов движения, но я верю, что оно становится осознанным лишь тогда, когда найдена внутренняя – то есть субъективная – связь, восприятие того, чем же оно является для человека во время покачиваний ли, растягиваний ли, наклонов, поворотов, изгибов и так далее. Люди могут изучать движения множеством способов. Не всегда, двигаясь, они имеют возможность чувствовать эти движения. Это определенное, специфическое узнавание собственного акта движения, которое приносит огромное удовольствие. Курсы физического развития, о которых говорила наша знакомая, работают с телом как объектом, не предметом, и пока существует общая направленность на снятие напряжения, нет соответствующего опыта индивидуальной идентичности, ее качества и ее движения. Это должно означать, что требуется нечто большее, чем простая телесная механика, и что спрятанные в теле чувства, источники движения, должны быть извлечены. В большинстве своем люди не очень заинтересованы в брюшных мускулах, диафрагме, плечевом поясе и тазе, но они сильно заботятся о мире, в котором должны найти способ жить, и о себе – тех, кто должен существовать.

Вы помните, что ранее я рассуждала об идеальном моменте соединения «я двигаюсь» и «меня движет». По-видимому, существуют две противоположных типа людей. С точки зрения психологии, я могу описать тех, кто поглощены бессознательным, и тех, кто отрезаны от него. Физически, по-видимому, оно обретает форму, в первом случае, общего, всеохватывающего неясного движения, которое вырисовывается лишь в общих чертах, сравнимое, скажем, с плавными движениями рук и кистей, а также имеет форму движения наощупь с изменчивым качеством, удивительно свободного и нереального. При наблюдении за этим движением, у вас появляется чувство, что оно происходит само по себе, что в нем никто или почти никто не задействован. Это необычно, потому как позднее, по мере роста физической осознанности, человек практически не способен сказать, что же изменилось. Многие движения похожи, но они становятся неопределенно истинными, трехмерными, пространственными и, каким-то образом, пребывающими в теле. Этим людям очень легко, когда есть свобода импровизации. Они не признают определенной формы или паттерна движения, или любого другого ограничения, кроме того, что они привычно используют, и сперва могут делать лишь упражнение, не требующее точности. На начальных этапах они, кажется, испытывают трудности в установлении связи с определенной указанной частью тела – у вас складывается впечатление, что сигнал о движении, посланный ступням, к примеру, преодолевает значительную дистанцию, и что ступни отвечают как чуждые, медленно, как бы удивляясь такой просьбе.

На другой же чаше весов находятся люди, которые не могут представить движения, не инициированное сознательно, целенаправленно, так сказать. Они прикладывают значительные усилия для точного понимания того, что делают, и наиболее счастливы в рамках упражнений, паттернов и форм. Сидение и лежание с обращением внимания внутрь, на дыхание, воспринимается такими людьми как скучное занятие, и когда они пытаются это проделать, их тела вздрагивают, руки постоянно меняют положение, плечи сводит судорога, и складывается впечатление, что они пребывают в совершенно несчастном, тревожном и слегка болезненном состоянии. Свобода движения вместо того, чтобы радовать, пугает их, поскольку они «не знают, что должны делать» и даже если и движутся, то склонны ощущать стеснение больше, чем движение.

Когда оба типа людей попадают в ситуацию общей группы, это становиться своеобразным вызовом для ведущего. Работа должны включать указания для тех, кто не способен найти форму движения самостоятельно, и в то же время поощрять их к поиску прочувствования потенциала любого движения. Это обычно достигается путем описания, каким должно быть движение, какими ощущениями оно сопровождается, и поскольку не существует единого для всех образа, предложено должно быть несколько. С другой стороны, для людей, способных найти форму движения лишь с помощью своих чувств, описание узнаваемых объектов или действий предоставляет форму, в которой поток чувств может приобрести реальные очертания. Иногда, когда обе потребности удовлетворены, комната внезапно наполняется реальными людьми, делающими истинные движения, полностью сфокусированными и живыми.

Для людей, у которых движения просто происходят, через которых движения льются без малейшего осознавания их со стороны эго, опыт освобождения был бы открытием: «Я могу двигаться». Не так давно молодая женщина пришла ко мне в состоянии крайнего замешательства, потерянности и угнетенности. Она спросила, можно ли поговорить, и я намекнула, что если она захочет рассказать что-то во время движения, чтобы это было частью движения, частью ритуала движения для нее самой , а не как беседа со мной, то тогда это также могло бы быть движением. Но это оказалось ненужным. Она отошла и села на коврик. Мы не использовали музыки или другого аккомпанемента для движения. И тут последовало то, что я могу описать как чудодейственное рождение настоящего тела. Полуулыбка на ее лице, появившаяся практически в самом начале, присутствовала до завершения. Она тянулась, сплеталась, дотрагивалась до своих рук и ног, легко и без тени колебания поднималась из сидячей позиции и продолжала тянуться и изгибаться всеми конечностями и корпусом, перейдя в конце концов к твердому, необычному для нее, устойчивому шагу на полной стопе в пространстве, окружавшем ее. Когда все закончилось, она открыла глаза и, смотря на меня с полнейшим и радостным удивлением, произнесла: «Вы знаете, что случилось? Как только я села, я подумала: «Вот бы у меня было тело», - и я обрела его».

Для людей, убежденных, что они делают все самостоятельно, опыт высвобождения был бы открытием: «Что-то движет мною – не я делаю это». Так, одним вечером участники класса импровизировали, индивидуально, но в одно и то же время. Внезапно одна девушка, работавшая близко к полу, вскочила на ноги и начала кружится с невероятной скоростью. Она была крупной, и движение было совершенно не похоже на то, что я когда-либо наблюдала у нее – и если бы я попросила ее повернуться таким вот образом, она бы не смогла сделать этого. Впоследствии девушка призналась мне, что это была одна из наиболее шокирующих вещей, когда-либо с ней происходивших, она была совершенно не готова к этому, она не знала, как это произошло, и не имела ни малейшего представления о том, как это происходило: «Все произошло само по себе».

Стоит сказать пару слов о подобной работе с телом. Обязательно должна присутствовать позиция внутренней открытости, своего рода способность слушать себя – то, что я называю честностью. Оно становится возможным лишь благодаря концентрации и терпению. Позволяя телу двигаться свободно, а не так, чтобы это выглядело красиво или так, как кажется это должно быть; терпеливо ожидая внутреннего импульса, позволяя реакциям проявляться именно в момент их возникновения – помните, что реакции тоже являются движениями, – вы открываете новые возможности, становятся доступными новые способы движения, и осознанность, полученная в этой специально созданной ситуации, наполняет новым смыслом, скажем, вождение машины и уборку с пылесосом в руках, или пожатие руки друга. Я знаю одну женщину, которая никогда не могла найти силы, чтобы возразить мужу. Как только она прочувствовала, как это - поднять свое тело с земли, двигаясь из середины, ощутить под собой твердость ног, вместо того, чтобы осесть, ощутить плечи и голову, наклоненные вперед для того, чтобы защитить покатую грудь, она обнаружила, что не может больше избегать высказываний в свою защиту, даже если они подразумевают несогласие. Между прочим она не проходит сеансы анализа, поэтому связь здесь абсолютно неопосредована, без позитивного влияния работы со сновидениями.

Понадобится еще одна статья, чтобы погрузиться в вопрос о танце – что это такое и как такой двигательный опыт связан с танцем. И еще одна, для того чтобы описать использование движения в качестве дополнения к психотерапии – когда движение становиться методом активного воображения, в пределах которого появляется возможность станцевать мысленно представленную ситуацию и выяснить, прямо и неизбежно, сразу после того, как это происходит в реальном – то есть физическом – мире, более первичном, чем слова и даже рисование, правду о ситуации или изменениях в ней, или дальнейших возможностей, о которых мы не догадываемся.

Меня часто спрашивают, является ли то, что я делаю, терапией и, иногда, психология ли это или же телесный тренинг, или танец, или что же это, и почему я не выберу один из подходов и не стану его полностью придерживаться. На эти вопросы я могу лишь ответить, что любой способ самопознания – это терапия. Если это не может служить доказательством, то я готова ответить, что я вовлечена в профессиональную терапию лишь в той мере, в какой моя жизнь, включая мое образование, помогает мне служить посредником тому опыту, который терапевтичен для человека, но недоступен для него иным способом. Следует отметить, что это не мой опыт, и не я инициирую его. Он рождается и поддерживается в теле и телом, как бы странно это ни звучало. Что касается вопроса выбора, то весь опыт соотносится со взаимосвязями между телом и духом или между физическим движением, которое внешне, и психическими явлениями, которые внутри. Я прекратила, должна заметить, совсем недавно, изводить себя ярлыками и объяснениями. Я излечилась от этого благодаря двум предложениям из введения к книге «И Цзин». Там К. Г. Юнг (1949) сказал:

«Возможно, ни в одной другой области [психотерапии] мы не насчитаем такое множество неизвестных величин, и нигде более мы не сможем так привыкнуть к использованию методов, которые работают даже несмотря на то, что еще долгое время мы можем не узнать почему они работают. [...] Иррациональная полнота жизни научила меня никогда не сбрасывать со счетов что-либо, даже если оно идет в разрез со всеми нашими теориями [...] или же не приемлет непосредственного объяснения. (с. XXXIV )»

Существует множество других вопросов, которое невозможно затронуть в этом поле. В чем отличие, если таковое есть, между телесным опытом мужчины и женщины? В какой мере желательны или необходимы интерпретации ведущего или наблюдателя? Может ли существовать корреляция между базовыми концептами юнгенианской психологии (персона, эго, тень, анима, анимус, самость, индивидуальное и коллективное бессознательное) и человеческим движением? Когда анализанд работает в движении, каков обмен информацией был бы полезен и требует ли это от аналитика хотя бы начального опыта собственного движения? Эти вопросы, также как и многие другие, ожидают изучения. Невозможно даже угадать ответы, однако я чувствую, что они существуют; также как верно и то, что эти ответы могут помочь обогатить наше понимание того, чем является человек во всей своей полноте.

А что же Дао тела? Как заметил один древний мудрец: «Сила тяжести – корень легкости; а неподвижность – властелин движения».

 

(Мэри Старкс Уайтхауз)